Мельничный переулок в Костроме имел очень деловой вид. Воскресенская церковь, пакгауз и каменная насыпь у складской портовой площадки... На этом месте вправо и влево по берегу во все времена до 1953 года было что-то навалено, уложено, готовилось к отправке или разгружалось с барж. Весь берег служил огромной площадкой для торговли и обмена. Так выглядела вся Волге, на пологих берегах которой от половодья до становления льда вели свой бизнес пароходства и купеческие артели. Несколько раз за долгую историю города предпринимались большие проекты благоустройства береговой полосы, но только после строительства десятка мощных плотин на Волге и Каме появилась возможность укрепить и привести берега реки в порядок. В 1903 году до таких проектов еще далеко. Самым большим зданием на Костромском берегу была паровая четырёхэтажная, с высокой крышей и большой трубой, мельница Аристова. Мукомольный завод. Его снесут после 2010 года, а на освободившейся территории сейчас малоэтажные жилые дома. Когда я учился в пятом классе, нас привлекли к «Большому сбору металлолома для изготовления рельс на строительство Байкало-Амурской магистрали». Школа располагалась в трёх кварталах от Волги. Задорной гурьбой мы, шайка малолеток, обшарили все ближние дворы и даже закоулки предприятий. Помню, со станции скорой помощи с гиканьем уволокли и сдали в лом ржавый погнутый капот с красным крестом, а потом просочились сквозь забор на мукомольный завод и вытащили оттуда большую кривую раму от грузовика. Но до школы не доволокли. Выбились из сил, бросили на склоне горы и ушли. Эту потерю принесли к весам старшеклассники. Им и достался главный приз школьного соревнования – билеты в кино. Было обидно. Еще место на рисунке помнится тем, что весной почему-то именно здесь на берег выползали самые толстые льдины. Часто пласты льда целиком состояли из смёрзшихся вертикальных ледяных стержней, похожих на стеклянные карандаши. Если трогали такую глыбу, то она со звоном рассыпалась на сотни ледяных палочек. Некоторые отчаянные пацаны забегали по торосам на дальние льдины, отталкивались досками или шестами и дрейфовали по течению до автомобильного моста, а если повезёт, то и дальше к Чёрной речке. Скорость течения Волги у Костромы 2-3 км/ч. У опор моста лёд сплачивался, и можно было перебежать снова на берег. Но случалось, что кто-то, поскользнувшись, тонул. Такое бывало не редко. Разное рассказывали. Воскресенскую церковь моё поколение не помнит. Её к тем годам разрушили. Был там какой-то склад с железной зелёной дверью на засове с чёрным замком. В последние годы церковь восстановлена. Старых домов на весь Мельничный переулок осталось лишь три. Остальное сильно обновилось или исчезло.
На этом же берегу, недалеко от мукомольного завода когда-то был детский сад «Звёздочка». Мне было 4 года и числился я в младшей группе этого заведения. Под Новый год там устроили для детей катание в санях с лошадиной упряжкой. Вечером приехал суровый дядька на низких розвальнях, устланных соломой. Коричневая лошадь пускала пар ноздрями, фыркала и била копытом снег. Хомут на её шее казался очень большим и тяжёлым. Катали по десятку детишек сразу. Ватага забиралась, кто как сможет, в сани, и лошадь, сначала шагом, а потом рысью, бодро убегала по улице к берегу Волги. Вскоре возвращалась, пассажиры менялись, всё повторялось. Нас, малышей, катали не всех. Кто-то боялся и заранее плакал, кто-то, наоборот, лез под копыта или хватал лошадь за хвост… Мне разрешили залезть в сани раз на шестой. Никто не помог, не подсадил. Едва я успел перегнуться через задний край саней, уткнувшись носом в солому, как сани дёрнулись и понеслись. С меня тут же слетел валенок, я ухватился за холодную верёвку в соломе, и пока сани не остановились, держался за неё, боясь вывалиться из саней на дорогу. Запомнился запах лошадиного пота, колючие крошки льда из-под копыт, мелькающие сбоку фонари и то, как скрипел и пищал снег под полозьями. Ну да, ещё нога без валенка замёрзла. А так, конечно, было здорово! Некоторое время после этого в нашей младшей группе все думали, что тот строгий дядька в чёрном тулупе и был настоящий Дед Мороз. Удивляло только отсутствие Снегурочки. Поговорку про «Бабу с возу...» в ту пору я еще не знал. В том же году, когда мы всей семьёй отправились в Нижегородскую область, в деревню Бутаково, навестить родных, я был там отдан на попечение (растерзание) местной детворе. Они, загорелые, бегали босиком по траве, камням, по пыльной дороге, выглядели какими-то смелыми и взрослыми. Гурьбой увлекли меня в поле кататься на лошади. Я не возражал. Мне четыре года, им по шесть. Взрослые. Лошади паслись в поле. Кто-то из мальчишек лихо забрался на одну из них и поскакал. А девчонки, которым я достался в качестве городского зверька и игрушки, сообща подсадили меня на большую ленивую кобылу. Она нехотя сделала шаг, обернулась, качнула шеей, сделала шаг побольше, и я, соскользнув с ее тёплой подвижной спины, полетел головой в траву. Последнее впечатление от той поездки – маленький жёлтый цветочек лютик и большая коровья лепёшка прямо перед моим носом. С лошадями как-то не складывалось. Много лет спустя мне представился случай повторить попытку освоить верховую езду на конезаводе в селе Медведки недалеко от Сусанинских болот. Кобыла по кличке Кузина катала меня на своём хребте по полям и опушкам, но когда на второй день я решил, что уже совсем стал всадником, на пути попался дырявый бревенчатый мостик, больше похожий на упавшую лестницу. Чтобы его перейти, пришлось спешился и осторожно под уздцы провести лошадь по брёвнышкам на другой берег. Кузина прошла уверенно, а я пару раз едва не загремел в речку. Кузина тут же поняла с каким недотёпой имеет дело. Минут десять она просто не пускала меня в седло. В итоге мы, конечно, помирились, хотя полноценным наездником я так и не стал.